В свете бледной луны вдоль линии горизонта скользит силуэт. Контуры его размыты, и сложно сказать, где очертания фигуры переходят в ночную темень. Слышно лишь как хлопает плащ, да комья почвы летят из-под копыт. И неважно, что вокруг проплывают безбрежные поля со зловещими в непроглядной тьме пугалами посреди колосящейся пшеницы. Неважно, что слева и справа от проселочной дороги мелькают бревенчатые избы, в окнах которых испуганные лица, а на всю улицу лай всполошившихся собак. Всадник спешит. Но спешит вовсе не потому, что грядет рассвет. Рассвет не преграда. День не препятствие. Да и что может служить препятствием для рыцаря в вороненых глухих доспехах с копьем наперевес, когда подковы черного гигантского коня высекают искры из булыжных мостовых, а грохот эхом мечется по переулкам. Несчетные города остаются позади, но гнев продолжает гнать всадника навстречу далекому прошлому. Путь долог, но конь не ведает голода и усталости Вот и очередная пещера в безлюдных холодных скалах. По вершинам гор леденящим душу плачем прыгает трубный глас. Древний рожок провозглашает вызов на поединок. Пламя сжирает черный шелковый плащ, а на черненом панцире копоть не видна. Еще один огненный вихрь приходится на бронированную лошадь. Черное покрывало сгорает, обнажая скелет животного. Не мышцы, но древнее заклятие удерживает кости в правильной комбинации. Тяжелое копье с неотвратимостью стенобитного тарана несет на своем наконечнике смерть. Пронзительный рев потрясает окрестности. Прилив тишины подтверждает, что здесь все кончено. И вновь бледная луна скользит над линией горизонта. Настала новая ночь. Но если пристально вглядеться в ее размытые контуры, то можно уловить, что ночная темень переходит в очертания фигуры, которой нет покоя.